Все в городе любили Сережу Иванова За скромные манеры, за пламя синих глаз, Не слышал от Сережи никто дурного слова, Он вежливостью тонкой прославился у нас.
И если приходилось в трамвай ему врываться, Сережа не бранился, соседей не бранил. Он даже в общей давке пытался извиняться И стиснутым соседям любезно говорил:
«Прошу прощенья за резкие движенья. Я вас толкнул, но что же делать мне, Вы так вели себя, что лопнуло терпенье, И вы страдаете по собственной вине».
Однажды наш Сережа забылся на минуту, Влюбился он чрезмерно, извелся от мечты, А ветреная Лиза смотрела, как на шутку, На робкие признанья, прогулки и цветы.
Не выдержал Сережа, схватил ее в охапку, Довел ее до ЗАГСа, втащил сердито в зал, Заставил расписаться, бумаги спрятал в папку, И только ставши мужем, красавице сказал:
«Прошу прощенья за резкие движенья, Но я люблю, душа моя в огне. Вы так вели себя, что лопнуло терпенье, И вы страдаете по собственной вине».
Сереже на прощанье сказала Лиза строго, Когда он шел фашистов громить под Сталинград: «Гони шакалов черных от нашего порога Штыком и автоматом и связкою гранат».
И вежливый Сережа слова запомнил эти, В разведке и в атаке со страхом не знаком, В немецкие блиндажи врывается, как ветер, И, тихо напевая, работает штыком:
«Прошу прощенья за резкие движенья. Но мы враги, и все мы на войне, Вы так вели себя, что лопнуло терпенье, И вы страдаете по собственной вине».