великану исчезнуть не суждено, не спастись от вечной своей простоты. наглотавшись из воздуха пустоты, умирают и выпадают на дно добряки-киты.
на пустынном солёном песчаном дне начинается сумеречный пир, проростает сквозь рёбра младенец-мир. в тёплым илом взвешенной глубине раздаётся потреск креветок-задир, тут найдётся лакомый кус и мне – не плавник, так жир.
мудрость глаз пьют, забравшись в зрачки, рачки. я объелся души добряка почти. и никто об умершем не загрустит. только, плакальщики, принимают вид, выпуклость облепив щеки, мутных слёз, слизняки.
я в кадавре, подаренном нашему дну, отыщу подругу, и не одну, и итогом задорной лихой игры переполнят гроздья моей икры вековую тьму.
хватит тела китова нам на года. а когда испарит океан звезда, воспарит, как туман, не спеша, не дыша, над землей мировая его душа, наших грёз вода.