Младший брат, как всякий творец, - он почти бессмертен, не боится темных улиц и подворотен, как он синеглаз, улыбчив и беззаботен в этом захолустье, в чумной круговерти, в этом темном омуте, где тихо смеются черти. Если скажут, что он гениальный художник, то вы не верьте. Он когда-то был им. А нынче уже не годен.
Старший брат идет по улице, руки в карманах, осенью так резок, назойлив ветер. Старшего не любит никто почти на планете, только младший брат и почему-то дети, бегают, смеются - "Дядь Андрюша, хочешь конфету?". У него глаза усталого наркомана и еще на поясе два пистолета.
Их обоих молва не любит, боятся люди фантазеры всегда по другую сторону зла.
Говорят, что младший когда-то придумал чудо на которое даже смерть только глянула - и ушла.
А у младшего руки все тоньше, тоньше, все заметнее, какой он бледный, уставший, тощий, он глядит в осеннее небо, как из-под толщи прошлогоднего льда: "Ну бери меня, ну бери, только чудо мое не трогай, присмотри за ним, присмотри, ведь любая мечта сбывается там, внутри, там играют дети, там вечно заря горит..." И отсчитыват мгновения: Раз. Два. Три.
И мгновения вытекают, словно иприт.
Старший бегает, ищет, где бы добыть лекарства, может быть заколдованную настойку, может, таблетки, чтобы этот чудак увидел весной акации, чтоб дожил и не расплескался, чтоб увидел степную траву и сирени ветки.
Говорят, что тот, кто смерть повидать успел, кто стоял среди черных орудий и мертвых тел, у кого стекала по пальцам кровь - мол, и жизнь он видит яснее, словно прозрел, говорят, что Каин был земледел, а Авель резал коров.
Но еще говорят, что в мире места нет чудесам, если душу туда источил, то виновен сам, Говорят, что чудо - это источник бед и должно быть истреблено: огонь, динамит. Младший брат улыбается небу вслед: он второго такого не сочинит.
Старший брат берет пистолет.
Говорят, что тот, кто ближе ходил со смертью, будет сторожем младшему в черной земной круговерти, и прикроет, и сохранит...