Проснулся я, а город еще спит. Тюрьма не спит, тюрьма давно проснулась. Лишь только сердце бедное болит, Как будто к сердцу пламя прикоснулось. Лишь только сердце бедное болит, Как будто к сердцу пламя прикоснулось.
Идёшь гулять, а на тебя кричат, Ты к этой брани быстро привыкаешь. И по привычки руки взяв назад, Глаза невольно в землю опускаешь. И по привычки руки взяв назад, Глаза невольно в землю опускаешь.
А скажешь слово, они тебя найдут, Из строя выдернут железными клещами. Уж так и знай, что вечером придут, В холодный карцер забирать с вещами. Уж так и знай, что вечером придут, В холодный карцер забирать с вещами.
Когда ты в карцере семь суток отсидишь, А, выйдя, встретишь на свободе, с кем был дружен. И если друга нечем угостить, То друг предложит свой тюремный ужин. И если друга нечем угостить, То друг предложит свой тюремный ужин.
Я откажусь, как будто не хочу, Хотя семь суток я страшно голодаю. И завернувшись в одеяло, я молчу, Делаю вид, как будто засыпаю. И завернувшись в одеяло, я молчу, Делаю вид, как будто засыпаю.
Лежу на нарах и смотрю в окно, А сердце съежилось и сморщилось от боли. И только небо синее слегка, Напоминает, что существует воля. И только небо синее слегка, Напоминает, что существует воля.
Проснулся я, а город еще спит, Тюрьма не спит, тюрьма давно проснулась. И только сердце бедное болит, Как будто к сердцу пламя прикоснулось. И только сердце бедное болит, Как будто к сердцу пламя прикоснулось.