табачная лавка закрыта. в мансарде открыто окно. на улице этой забытой ты не был настолько давно, что сердце не дрогнет, не ахнет, до верхних взлетев этажей, где пахнет - как в памяти пахнет, а в жизни не пахнет уже, где в зиму заклеены рамы, где ставят тарелки на стол, и ангел сияет охранный, не ведая глада и срама, за вздыбленным серым мостом.
тебя ли сюда ли водили, носили на нежных руках, тебя ли в тебе ль находили, да не обретали никак? житье уместилось в котомку, бытье - в невеликий карман, и нечего ссыпать потомкам, чтоб горю учить от ума. зашторены окна в домах. идешь по затянутой ране - асфальтовым свежим пластом, и нет одиночеству равных, и рядом не нужен никто.
и просишь - не страсти телесной, не теплого дома приют, но - стылой, суровой, словесной любови другого замеса: ее в лотерее небесной на милость тебе подают. на ней не протянешь до лета, ни крошки не вытрясешь хлеба, пустой не насытишь живот. но выстроишь столбик нелепый – и лыбишься, как идиот.