Как я любила его – растрёпанного, С опустившимися плечами, Могущего быть загнанным, Но не позволяющего себе сдаваться. Чрезмерно уставший, со впалыми щеками - Таким я его вижу. Казалось бы, Всего навидавшийся, Он одним своим видом внушал Уверенность со значением Верить.
Он был со стальным стержнем внутри. Незаметную сутулость спины Скрадывал свет. Мягкий, Не бьющий в глаза, спрятанный Глубоко за полочками его рубашки. Было ли что-то непосильное Для его хрупкой души? Мне кажется, что нет. Он мог бы Преодолеть все испытания, Любую боль.
Как будто он не знал, На что способно его пылкое сердце. Временами вспыльчивый и безрассудный, Он мог легко ранить равнодушием Своего чуткого взгляда. Вместе С необъятною добротой удивительным Образом сочеталась хладнокровная И беспощадная жестокость. Он умел наказывать, может быть, Без расчета, интуитивно.
II
Существовал ли тот, кто мог бы, Будучи жизненно важным, Прямо и безропотно заглядывать В соседние доверчивые глаза? Пронизывая Их до глубины ласкающими лучами Заходящего солнца? Делая любое Мгновение значительным и непреходящим? Был. Он неукоснительно вершил Свою малую правду и колким укором Подлинной совести западал в душу.
Далекий. Он был. С победоносным именем Проходя смеющуюся в лицо жизнь, Он знал, что всегда есть за что бороться. Любознательная и деликатно пытливая, Его улыбка вопрошала, удивлялась и Одновременно с тем отзывалась на нечто Нездешнее, потустороннее, Что он успевал разглядеть в непринуждённом И словоохотливом собеседнике, Пока на улице шел снег.