Аудиодневник - Мертворожденный. Эпитафия самолету. | Текст песни

• Тексты песен
• Аудиодневник
• Мертворожденный. Эпитафия самолету.

Дюраль – огромная гора дюраля. Вперемешку с бурьяном и кленовой порослью. Над ним – временами синее, а временами грозное, почти военное небо.
Это останки тяжелого бомбардировщика. Он так и остался прикованным к земле. Его больно и тяжело узнавать.
Богатырь М-4 – теперь лежащие в разных частях пустыря длинный мощный фюзеляж, хвост с кабиной стрелка – маленьким забронированным скворечником с погнутыми пушечными турелями, оторванная с мясом кабина летчиков и гора крыльев. Крылья - в стороне, положенные друг на друга и от этого еще тяжелее смотреть на него – словно молодое красивое тело человека разрубили на части и положили их мерзко и цинично рядышком – как делали фашисты и палачи.
Бомбоотсек – гулкий амбар со свисающими с потолка держателями, проводами, шлангами. Откуда-то пронзительно, издевательски капает вода. Через верхний иллюминатор смотрит неприветливо пепельно-серая туча – словно огромное грибовидное облако, которое он мог оставить над чужим материком.
Кабина. Маленькие, близко поставленные кресла пилотов. Дыры вместо приборов. Штурвал все еще можно подвигать вправо-влево-вверх-вниз.
Почему-то самая жуткая часть – это непроницаемая шторка внизу штурманского прозрачного кокона. Она должна была спасти экипаж от нестерпимо-яркого атомного солнца, зажженного ими.
Но, положа руку на сердце – на одно из четырех реактивных честных его сердец, я могу сказать одно. Он не был и не мог быть ни палачом, ни убийцей. Он мог выполнить нелепый жестокий приказ только ценой своей собственной жизни – и так бы и лежал там – под чужим, сожженным им небом грудой обломков, как лежит здесь.
Лежит посреди завода, на котором его сделали – ненужный, не принятый армией, даже без красных звезд на оперениях, не имеющий своего имени - бортового номера. Мертворождённый. В городе, который прекрасен, умен, силён, но иногда поразительно жесток к тем, кто ему не нужен. Вне зависимости от их красоты, таланта, ума и силы. Так начинали и заканчивали многие здесь.
Сильный и красивый,храбрый и вооружённый до зубов, он оказался слабее маленьких глумливых людишек, повторяющих чужие слова – власть, эффективность,прибыль, тех которые смотрели на него с усмешкой и фотографировали снопы искр, летящие от разрезаемого их прислужниками серебристого тела. Слабее бурьяна и клена, проросшего на останках.
Я ухожу от обломков как всегда нехотя, с чувством чего-то невысказанного и важного, переходящего потом в тяжелый и горький стыд.