Он шел по реке. Ему ветер ложился на плечи, Под вечер ложился на плечи ему отдохнуть. И крадучись осень за ним занимала поречье, В ладони дерев рассыпая веселую хну. Он шел, выдыхая сквозь полое таинство флейты Последнюю веру в приют и ночлег и очаг. И льнуло к нему вместе с ним уходившее лето, Усталые ветры сложив у него на плечах. Шиповником алым, в шипах, за суму и одежду Поречье цеплялось, вцеплялось, вослед голося. Он шел, отступая, спасая себя и надежду, Из осени, как из пожара ее вынося. Любимый, я помню: он шел, не спеша и не медля, И что-то твое в нем мерещилось, что-то мое. С тех пор, что ни осень, все туже затянуты петли, Все крепче силки, тяжелее душа на подъем. Ее придавили тяжелые влажные комья Осенней земли, и спасенья от осени -- нет. И все нам чужие, кто видел его и не помнит, Кто не обернулся ему, уходившему, вслед.