теперь все закончилось, поседевшего, высохшего поручика зарежут еще прошлой весной в прокисшей тоске маршрута № 15-ть, а изьеденные сифилисом времени сфинксы равнодушно смотрят сквозь, и северный город роняет брезгливо \"Пусть...\". в нем слишком быстро наступило время спившехся юнкеров, пространство усталых, ржавых троллейбусов, и Нева мутной волной сквозь сведенную спазмом отчаянья серую глотку гранита несет остатки человеческих жизней. этот город, слепленный, казалось из всех сортов и мастей пластилина, бесконечных зеркал и отражений, сам себе повторенье, сам себе же ответ, лаконично суровый и светский, он хранит аккуратно своей гордости мятый мундир. а я видел, как на южных окраинах не по дворянски мелко и тихо на подводах уезжали до ближнего неба стыдливо и подло юнкера и порудчики.