обнажение человеческой экзистенции - сказали бы умные, но у меня не так совсем, я ведь просто пьяная легла под руки, и ничего не дернулось внутри, вбивалась ногтями нежная музыка, у тебя все могло быть хорошо, если б не поцелуи без языка, перебинтованные бока и раненые пока, припевы до хрипа сдавившие, клавиши, стертые пальцами, стертые пальцами бывшие, но разлей же, разлей ты меня по поверхности, новости, кости, и платьями режу талию, бесталанная, муки танталовы, олово в горле, аккордами падаю, где же ты видела, милая, где же, чтобы такими приборами меряли, чтобы вставали, вставляли и верили – в двери проемы, пробелы вписали так много мертвых метафор, смешные параболы боли в клетках листа, может, стоит просто хоть один раз остановиться, заткнуться и переспать, не в смысле, что с тем или этим, а как пережить, переехать, переболеть, чтобы впредь не цепляться в подъездах за куртку, губы-окурки не округляй, перепалки, скулы и переулки выцвели в самое горло, вырез под самую шею, чтобы, бесшумно стекая в плечо, без нёбных заёбанных слов о любви, пожалуйста, пожалуйста, без нёбных заёбанных слов, уезжай, чо. Достань углами комнаты до уголков рта, вылей гортань, Дотронься, после тебя не грудная клетка уже, а пустота, Не пошленькое бухло, не стекло, а скорбь,небесная твердь, Медь в разбитых голосовых связках – соль и медь, если быть, То терпеть, а березовые ветки весной в окно, волосы пахнут Ветром, в продрогшем метро я насильно сплетаю красную, синюю– автово, петроградка, Ты такая красивая, Господи, не говори мне такое, родной же, самый родной, я завидую только тем, кто падает вниз головой, носит джинсы еще поуже, зрачки затягивает потуже, с глаз долой, а из сердца вой, по дороге домой можно вспомнить вообще все, и это все унесет, будет скручивать, долго и долго бить, металлоискатели зазвенят у нервов, не ты первый не дал мне допить,доиграть, дожить, чтобы стало меньше патетики, сахара, брома, прекратить бы общение, перерубить все канаты и комнаты, в них так много не было, отпусти кровообращение, отвали, задуши телефон подушкой и кофтами, лишь бы не слышать, как просят прощения. Я как щенок замерзающий, скомканный, можно топить уже, нет и недели мне, Дали и взяли, отняли, добили, вгибы локтей тебя помнят, дебильные, Тихо так, шрамом нательным под крестиком, вместе отпеть эту нежность, И вместе же криком на языке жестов, жестко, неистово снять одежду. Ну пьяная, Господи, легла тогда под руки, реки, дороги и рот искусав, Хули – не люди, а холинолитики, бросят, ни разу не отыскав, и не сказав Ни полслова чуть позже, ни покурить, ни проветрить, слабо обнять, Да и то только воздух, оставшийся в скомканном этом белье, И потом в тетради такие горькие даты Джинсы пиздаты, но лучше снять.
белинда наизусть тебянехватание той, которая любила дождь и не меня. той,которая апрель. всего-навсего так тщетно и беспечно, бесконечно и так ловко не уметь ...