Из колымского черного ада Шел бродяга, склоняя судьбу. По дороге, закат догоняя, Дотемна бы добраться ему. До заимки лесничего дома, До тепла под горой огоньков, Да не стать бы ему черной ночкой Добычей голодных волков.
Шел, спешил мимо леса бродяга, Папироски пуская дымок, И послышалось, кто-то окликнул: "Помоги, Христа ради, браток.." Под сосною, в крови вся рубаха, Босой каторжанин лежал Больные глаза закрывая, Он хрипел и тихо стонал.
На груди его, пулей пробитой, Кровь залила кресты куполов. Брови, губы прикладом разбиты, На спине раны есть от штыков.
"Помоги мне, браток, ты ж бродяга. Не прошу на спине я тащить. Передай письмецо ты мамане, Дай воды мне пред смертью попить. Конвой убивал нас штыками, Чтобы шума не делать в тайге. Добивали прикладами гады, И топили убитых в реке. Плюнул кровью я в рыло паскуде, Перед ним на колени не встал. Комиссар из нагана три раза По груди моей, сука, стрелял."
Дал бродяга бродяге водицы, Снял с себя старый в дырах бушлат, Посмотрел адресок на конверте, И зажав в кулаке, крикнул: "Брат!!!"
Глаза голыбые застыли На закат, где огонь в облаках, И слеза по щеке покатилась, Растворившись в крови на губах. Улыбка, залитая болью Как бы смерти своей был он рад, И в последнем послышалось вздохе "Прости, вот и встретились, брат.."
Как скажу я старушке мамане, Что оставил тебя под сосной, Успокоилась боль в твоих ранах, Понесу на руках, братик мой. Полетим журавлями по небу, Над великой сибирской тайгой, Журавли над тайгой не летают, Но нам можно, мы к маме, домой...