I. Все зеленеет по весне, Все ждет цветения садов. В чащобе свежей, при луне Не молкнет пенье соловьев. Но хоть мила краса апрельских дней, А Донна, та – самой весны милей. Повсюду радость вешняя светла, Но свет любви затмить бы не могла.
II. И все ж, с собой наедине, Я в забытьи несвязных снов: Я не очнулся бы вполне, Сам став добычею воров! Увы, Любовь, ведь ты меня сильней, Нет у меня защиты, пожалей! Пока моя погибель не пришла, Ты б Донну умолить мне помогла!
III. Пред нею не хватает мне Ни сил, ни смелости, ни слов. А между тем я весь в огне: Взгляну ли в глубь ее зрачков – И в восхищенье кинулся бы к ней, Да страх берет: та, что красой своей Лишь для любви назначена была, В любви и холодна и несмела.
IV. Держусь покорно в стороне И молчаливо ждать готов, А в сердце, в самой глубине, Не замолкает страстный зов. Ей и без слов он ясного ясней. Как быть со мною – ей самой видней: Порой она так ласкова, мила, Порой строга: молва людская зла!
V. Нет злобы в детской болтовне, – Эх, знать бы чары колдунов, В младенца бы по всей стране Был каждый превращен злослов! Тогда бы Донна стала веселей, Живей – глаза, уста – еще алей. Да что уста! Вся стала бы ала От жадных поцелуев без числа.
VI. Вот бы застать ее во сне (Иль сне притворном) и покров С нее откинуть в тишине, Свой стыд и робость поборов! Нам с вами, Донна, нужно стать ловчей, Чтобы не упускать таких ночей, Чтоб наконец любовь свое взяла, – Ведь юность не навеки расцвела.
VII. С трусихой Донна наравне, Коль после ласковых кивков Твердит уныло о возне И происках своих врагов. Чушь! Ты глаза им отвести умей Лишь на другого из своих гостей. В такой уловке я не вижу зла: Ведь ласки Донна мне бы отдала!
VIII. Гонец мой! Мне грозит ее хула, Но все сказать не смею без посла!