Услышь меня, услышь меня Сквозь тяжкое биение, услышь меня Сквозь жидкую напраслину из головы. Услышь меня По порванному радио без маяка. Из уголка, живого уголка, Из уголка, живого уголка, Из красного угла.
Мироточит под зноем каждая постель Преступной влагой неосознанных желаний. И мясорубка, и густая канитель Рисуют карту неба каплями на длани. Сырая пешка набивает кулаки О прокалённое войной ферзёво тело. Движенья быстры, откровенны и легки, Но с петухами остаются на постели Вшами дохлыми, насекомыми.
Сегодня ночью приходи за гаражи, Вооружись большой бутылью самогона. Мы будем клеить речевые коллажи И целовать в уста железные иконы, Чтобы песочек желтизною окропить, Чтобы потомки не боялись, не просили. За гаражами мы научимся любить, В отхожем месте мы опять спасём Россию. Как вчера, как всегда.
Услышь меня, услышь меня Из солнечного сбитого сплетения Сквозь стоны этой женщины, сквозь немоту Услышь меня Из порванных динамиков на проводах. Из уголка, живого уголка, Из уголка, живого уголка, Из красного угла.
Мальчик ушёл напуганный с перемен, Снял булавки с джинсовой куртки. Он уже не Арнольд и не Супермен, Лишь без света играет в жмурки С опытной одноклассницей по чуть-чуть; Ближе день откровений. Друг горячо похлопает по плечу, Скажет, мол: «Охуенно! Расскажи, расскажи, как оно, как оно? Расскажи, расскажи, как оно, как оно?»
Бедная мамочка, валидол: Не спасти душу чада, Поздно – Сын домой не пришёл на пасху. «Ты ж меня вгонишь в могильный мрак, Ты ж меня обесточишь!» Вечно Вся душонка полна прыщей. Как в дешёвой тушёнке жиру, Как в бездомной собаке страху, Как в болотной пиявке слизи, Во всех нас через край условий.
Вечно, вечно.
Даже Иисус боялся, даже Иисус стремался, Если он был, ругался, нам велел, потом взял и помер.
Услышь меня, услышь меня Сквозь приступы неверия услышь меня, Сквозь твёрдую религию в толще воды. Услышь меня, Войдя в эфир без пропуска, на дурака. Из уголка, живого уголка, Из уголка, живого уголка, Из красного угла.
Порозовела рожа мальчика на щах Родной, приветливой родительской квартиры. И он смеётся, развалившись на вещах, И Уже петли безнадёжных командиров. По-настоящему никто не ест собак, Не помогают и блюют по-дилетантски. Животный страх в нас говорит при слове «брак», И, как война, он называется гражданским,
Ненавязчиво, нарисовано.
Что ж так, что ж так?
Что же у вас так скучно, что же у вас всё ясно? Нет никаких вопросов, будущее в бумажках, Бумажки лежат в печеньках, счастливые предсказанья, Прошлое – в гуще кофе пафосных заведений. К бабке ходить не нужно, бабка давно усохла В чёрствой земле ущелья, в рыхлой земле окопа. Даже Иисус боится там, у, себя на небе, Даже Иисусу страшно в мягкой перине неба. Ритм удаётся быстрый, шпарит мажор гармоний. Здесь выпекают лица пышнее и слаще французской сдобы.
Вечно, вечно.
Злобы нет, и вещей нет, Денег нет, и людей нет. Водки нет, и огня нет. Мира нет. Ничего нет.