Он в детстве курским был ранетом, Лето видел в упор. Теперь — картофель в профиль, но В анфас — бродячий актёр, И раскурив свой "Беломор", Он не смакует разговор О том, что было. Его жена — разведка боем, Впрочем, речь не о ней, Но он владеет картой всех Семейных минных полей, И потому из всех ролей Ему сподручней и родней Искать Ярило.
В его загашниках едва ли Будет рубль или два, Зато он в курсе, из какого сора Делать слова. Была от лука тетива, Но, как гласит о том молва, — Отдал задаром. Он знает тайну укрощенья Огненной воды. В его вигваме Будда утром Оставляет следы. Он часто в шаге от беды, Но Бог поцеловал лады Его гитары.
Медяки в картуз — ОгоЛённым Громом. Трёхгрошовый Блюз... ОМ
В кибитке "на троих" он возит Свой гастрольный товар Из Сыктывкара в Монреаль, Хотя, всё больше в Сыктывкар, Перечисляя гонорар Тем, кто возводит новый бар,— Чтоб души грелись. А в тех домах, где слабый пол, Так там давно уж крыши нет — Он появляется поэмой, Исчезает, как куплет, И стонут дамы света, Полусвета и без света — "Ах, Какая прелесть!"
Медяки в картуз — ОгоЛённым Громом. Трёхгрошовый Блюз... ОМ
И он парит над ипподромом, Впрочем, речь не о том, Он сам себе — крылатый пони, Сам себе космодром, И кто-то думает — Дурдом, А кто-то погрустит о нём — Смешные люди... И можно стать корейским чудом, Но кому весь этот вздор... Он неприкаянно влюблён В дурацкий русский простор, Но докурив свой "Беломор", Он не смакует разговор О том, что будет.
Медяки в картуз — Нежным звуком грома. Трёхгрошовый Блюз... ОМ