умирать — утром; а сила ведь скрывалась в блестках движения пальцев, задыхаясь в жизни, звездах, мысли, ночи… Всю ночь — эхо смятенных драм; срываются пальцы со звенящих призм, граней восхода, скользят, блестят, омытые слизью и слезами потеющих жирно и обильно, гибнущих в неравной схватке и — безмолвно — законов. Я успокоюсь, скоро, скоро… Проживу прямо сейчас желанные жизни, пасти, заплечья, изломы гордостей, припухлости нег, скоморошины правд, доступность горечей. Больше всего жаль пальцев; но кто еще так невинно причастен, или скорее влюбленно-предан, ибо имеет право на последний приказ? — кто исполняет его первым, умирает последним и готов на действие после смерти? — о да, мои самураи!.. Приподнимитесь, воспоем ладонь мира, прикоснемся к зеркалам земли, скользнем нежным лезвием под край засохшего облака… Немоть, небыть; неистовствовала роскошная буря, пустив рукава меж курганами застывших, изнеженно-зацелованных сладостью-дымностью уст всевидящих — всеожидаюших телец, тельчишек, пульсаций-плотей нерассказанных. Бьюсь, как миф мирской, запоздалый, кофейною гущей застывающий на дне океанской той чашины; в бреду распухшие рыбы-молекулы трепещут икрой созерцаний-перламутров, — на дне, здесь, в изголовье моем; и будто в серебряной ауре чешуи лежу я во влажной могиле, но не своей, а, — примеряясь, в напутствиях прежних сомневающийся. И осень здесь, со мной прилегла, тугими холмами грудей неиспорченно вздрагивая, вздыхая; снимаю маски с лица ее неустанно, — не услежу сразу за невесомыми черт его плавными течениями. И открылась ночь, из сердца, из влаги своей первородной, и кто же — собаки первыми почуяли; укладываются покойно, но не спят, и не бодрствуют, и не тревожат, живут, наполняют тело мира своего, тело себя — бескорыстным редчайшим благом, нектаром; где уж мне!.. — лишь прикоснуться — сердцем, кожей души, оттенками пальцев… И пусть плывет танцующим тот, кто может так невинно укладывать порывы свои в паузы дыхания ее, — я не помешаю ему хмелем своего экстаза, тенью слез, что рвутся наружу, грозя смыть даже звезды; отныне готов плакать всюду, но в этот крохотный промежуток вечности не допущу — да, даже тени прежних чувств.