«Пробуждение. Царство звуков. Изощренные плотские уродства; не могу смириться, разве что уснуть… люди… лица…голоса… и властелин возьмет нас в объятья небесных розг, и не бойся боли — нам ждать ее, и приди ко мне чистой, как действо, но не действом, и оплачь меня, как прах, но не прах это…»
И пришла, с бледным лицом, из шаманской памяти, и осталась, в трещинах строк, в хмельном разрыве черных плоскостей, и возлюбила, дав право возненавидеть.
О с радостью поддался я невидимому зелью, и со злостью страстной глянул в смутные черты далеких недоступных гор;
когда невыносимой стала сухая боль, когда презренные руки ласкали чело, а глаза наткнулись на иглы красоты и погибли, когда нашел свои следы занесенными пылью, —
тогда взвился чистыми из людских страстями — крыльями ненависти, разметая пепел, пугая немым равнодушием; тогда начал писать слова, тогда мрак перестал быть притягательным, тогда мир стал опознанным и последним священнодействием была его смерть.