Ко мне прилетела птица, в клюве принесла ключики. Я открыл замок на двери, потом я открыл наручники. Выбрался из подвала на волю, огляделся – не могу понять: то ли птица меня подставила, то ли ключи перепутали. Что ж мне теперь, молчать? Уйти под лед? Думать только о том, как пополнить счет? Или кричать что есть мочи: куда претесь вы, чего хочете? Это чревато тем, что отвезут в палату, мне вколят препараты и голову набьют ватой. Не ходить нам по воде, как посуху. Мужик пропил соху, мудрец посох свой. Сын отрекся от отца, стал живым трупом, чтобы в трещины на зеркале, глядя тупо, не понимать, кто он, где он и зачем он, и за чьим плечом виден демон.
Ко мне прилетела птица, в клюве принесла ключики. Я открыл замок на двери, потом я открыл наручники.
А может, я не там искал, и где-то есть этот край, идеальный мир, рай. Давай, покажи на карте, расскажи маршрут, я оставлю все и отправлюсь в путь. Босяком, через равнины и хребты, отпугивая криком зверей, до хрипоты. Только вот пока никто из тех, кто нашел, не позвонил, не написал – приезжай, мы ждем. А вдруг снится мне все, и люди слышать хотят? И после двадцати мечты живут, зажигая взгляд? И надежда есть, всех до одного спасти до того, как успеют сами себя извести? Да вот только ведь не бывает так. И птица та самая, и на ключах печать-клеймо стоит, тайный верный знак. Я на солнце щурясь, до хруста сжал кулак.
Ко мне прилетела птица, в клюве принесла ключики. Я открыл замок на двери, потом я открыл наручники.