Я могла написать о величии и стати, Как красиво сверкают на солнце пруды. Только взгляд вдруг задержится на наркомане, Что танцует на кончике острой иглы.
Я могла бы воспеть белоснежные храмы, Описать восхищение юной души… Только портит слегка эту всю панораму Свалка справа и пьющие слева бомжи.
Покрывая Спасителя грязью и лестью, Присягаем на верность заморским шутам. И пугаем самих же себя нашей спесью, И возносим молитвы не нашим богам.
Я могла описать переулки и парки И спешащие вечно куда-то такси. Рассказать о рекламе новой заварки… Только мат перекроет эти стихи.
Ты стыдишься, Москва, нас и плачешь, наверно. Тихо стонет земля под асфальтом дорог. Ты, хранимая Богом, с пламенем в сердце, Пережившая столько печалей, тревог.
Ты горела в огне. Не пускала французов. Не сломилась под игом страшной орды. Что сказал бы сегодня великий Кутузов, Посмотрев, как мы быстро дошли до черты?
Наши деды сражались за жизнь и свободу, Не дрожали за спинами лучших друзей. Только больше не трогает мысли народа Знак нацистов на грязном оконном стекле.
Всюду ложь. И гримасы добрых улыбок. Вы простите, пишу то, что вижу сейчас. Вот когда мы исправим кошмары ошибок, Я смогу описать красоту, а не грязь.