Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грёзам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне. «Это верно», прошептал я, «гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени рыданья… И в камине очертанья тускло тлеющих углей… О, как жаждал я рассвета, как я тщётно ждал ответа 10 На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней, О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет, Трепет, лепет, наполнявший тёмным чувством сердце мне. Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: — «Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне, Поздний гость приюта просит в полуночной тишине — Гость стучится в дверь ко мне».
Подавив свои сомненья, победивши опасенья, 20 Я сказал: «Не осудите замедленья моего! Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясный Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его, Я не слышал» — тут раскрыл я дверь жилища моего: — Тьма, и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стеснённый, и стоял я изумлённый, Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала, Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, — Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, — 30 Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, — Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того. «Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось, Там, за ставнями, забилось у окошка моего, Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, — Ветер, больше ничего».
Я толкнул окно с решёткой, — тотчас важною походкой Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошёл спесиво, 40 И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей, Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей, Он взлетел — и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся, Видя важность этой птицы, жившей долгие года. «Твой хохол ощипан славно и глядишь ты презабавно», Я промолвил, «но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда, Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда!» Молвил Ворон: «Никогда».
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало, 50 Подивился я всем сердцем на ответ её тогда. Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится, Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда — Сел над дверью — говорящий без запинки, без труда — Ворон с кличкой: «Никогда».
И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово, Точна всю он душу вылил в этом слове «Никогда», И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года, Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда». 60 Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной, «Верно, был он», я подумал, «у того, чья жизнь — Беда, У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье Рек весной, чьё отреченье от Надежды навсегда В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда, Вновь не вспыхнет никогда.»
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая, Кресло я своё придвинул против Ворона тогда, И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной 70 Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да. «Но о чём твердит зловещий этим чёрным «Никогда», Страшным криком «Никогда».
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный, Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда, И с печалью запоздалой, головой своей усталой, Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: — Я один, на бархат алый та, кого любил всегда, Не прильнёт уж никогда.
Но постой, вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, 80 То с кадильницей небесной Серафим пришёл сюда? В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье, Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда, Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!» Каркнул Ворон: «Никогда».
И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты иль дух ужасный, Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, — Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришёл ко мне сюда! О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?» 90 Каркнул Ворон: «Никогда».
«Ты пророк», вскричал я, «вещий! Птица ты иль дух зловещий, Этим Небом, что над нами — Богом скрытым навсегда — Заклинаю, умоляя, мне сказать, — в пределах Рая Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда, Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?» Каркнул Ворон: «Никогда».
И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, чёрной, 100 Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда! Вынь свой жёсткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!» Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит зловещий, Ворон чёрный, Ворон вещий, С бюста бледного Паллады не умчится никуда, Он глядит, уединённый, точно Демон полусонный, Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда, И душа моя из тени, что волнуется всегда, Не вос?6?