Варе я рассказал о встрече с Колей Зимним, а ему устроил маленький сюрприз. Он знал, что я женат, но ожидал увидеть хлопотливую старушку. Вообразите изумление молодого человека, когда перед ним предстала моя задумчивая Офелия в венце прекрасных кос. - Варенька, вот этот джентльмен когда-то смастерил трумпетку из рябины и послал тебе в подарок. Варенька смеется, протягивает ему руку. Он ее руки не замечает, покраснел: - Так это вы... Это вы мне вышили платочек?... Я хохочу впокаточку: - Это я вас, сопленосых, сватал. Дары от жениха невесте за море возил. Упустили вы свое счастье. Сват-то сам не промах. Ха-ха-ха! А ты, Коля, почему не женат? - Судьбы не было, Егор Васильевич. С весельем я у этой шкуны работал. Как матка дочку умывает да утирает, учесывает да углаживает, наряжает и любуется, так я эту "Обнову" уделывал и обихаживал. И то было умильно и утешно, что для старых моих товарищей стараюсь. Пускай добром помянут кормщика. Варя иногда придет, шанег горячих принесет. Как-то в обед сижу я, отдыхаю под берегом: чайки кричат, рыбу промышляют. Меж седого камня синий колокольчик, незабудки. Вдруг слышу смех: Коля с Варей собирают по угору шиповник на букет. Она боится оступиться, он ее за руку содержит. И что у них смеху, разговору! Молодость их берет. А мне что-то скучен стал сияющий день, полиняло небо, поблекли цветы. Стал я уросить и обижаться. Ну, посудите сами: этот молодой человек разбил о камни судно. Заместо того чтобы с сокрушенным сердцем помогать мне у починки этого судна, он зубоскалит с дамами, подносит им букетики. Коля за столом пустяк соврет - Варенька смеется, как колокольчик. А я учну что-нибудь полезное объяснять - в ней захватывающего внимания нет. А уж, кажется, любезная, могла бы ты за столько лет оценить мои любопытные познания и рассудительность понятий... А Николай что? Неосновательность мнений, невнимание к тайнам природы. От моря пошел, а к морю должного пристрастия нет. При всем желании нечем восхищаться: ни изящества воспитанных манер, ни светской обходительности... Медвежонок! Каждая лапа с ведро. Только и есть что располагающие глаза да зубы со смехом. Мне были тягостны такие переживания. Будто два человека боролись во мне. Один, любящий и добрый, радовался, что Варя оживилась и повеселела, а другой кто-то ревновал и оскорблялся. Но и Варя что-то заметила в своем сердце и чего-то испугалась. Как-то раз сговорились мы втроем на остров по морошку. Я, изобретаючи олифу, позамешкался. И Варя отказалась: - Я без мужа ездить неповадна. Как дом отеческий, я шкуну обновил и учинил. И, отделав дела, как с домом отеческим, простился. Николай остался жить в Соломбале. Потянулась ненастная осень. Залетали белые мухи. Варя дрогнула и с лица сменилась. Он гостил у меня два дня. Варя не сказала с ним двух слов. По отъезде в глазах ее установилась смертная тоска. Молчит, склоняясь над шитьем. За оконцем неустанно-неуклонно падает снег... Что же делает Егор в присутствии плачевной супруги? Вознамерился презрение показывать и безотрадно в том преуспевал. Оледенело сердце, и страшная была зима душевная. Думали, конца зиме-то не дождаться... Однажды Варя мне сказала: - Егор Васильевич, Коля мне пишет. Письма все в красненьком столике. Я процедил сквозь зубы: - За низкость почитаю интересоваться подобными секретами. Однажды ночью слышу: Варя вздыхает, плачет за своей перегородкой. Я выговорил ехидным тенорком: - Бабушка, бывало, молилась: "Пошли мне, господи, слезную тучу". Я спишу для вас? Остегнул ее таким словом и - ужаснулся. Я ли это? Ей ли, бедной, говорю? Хотел зареветь, заместо того скроил рожу в улыбку. Коля явился к нам на масленой. Я только охнул. Будто кто его похитил: глаза ввалились, по привычке улыбается, но улыбка самая страдальческая. Я был маленько выпивши и запел дурным голосом:
Где твое девалось белое тело? Где твой девался алый румянец?
Белое тело на шелковой плетке, Алый румянец на правой на ручке.