Вершит народ дела свои, пройдохи ищут славы, пророки врут, поэты пьют, богатство копит знать. Стоит над миром год Змеи, все злобны как удавы, и каждый хочет сам в угоду году гадом стать.
А я в портовом кабаке сижу, и губы в табаке, и две монеты в кулаке, а в голове - шансон. А в нём - мой страх, мой странный край, туманный путь в желанный рай, тот путь, который мной пока ещё не обретён.
О, дай мне, Господи, ступить на этот путь Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь!...
Я, как и вы, друзья мои, устал глазеть на драки, и вид оскаленных клыков нервирует меня. Пройдёт над миром год Змеи, начнётся год Собаки, и снова цепи, снова лай, и войны, и грызня.
Зачем так злобен род людской? Да это ж просто год такой!.. Но, как ни мучаю себя, но, как себя ни злю, за что, я не могу понять, вы все так любите меня, и не могу понять, за что я всех вас так люблю?
Дай Бог в пути мне добрым словом помянуть кого-нибудь, кого-нибудь, кого-нибудь!..
Вот я же вам не сын, не пасынок и даже не приёмыш, а всё никак не соберусь расстаться с кабаком. И в год Собаки я - щенок, а в год Змеи - змеёныш. И научился не искать участия ни в ком.
Затих шансон, певец умолк, и ты, гарсон, не верь мне в долг. Уходят все, и мне уйти не лучше ль от беды? Сквозь плач и вой, галдёж и звон, по боли войн, по воле волн, по жизни вдоль, по миру вдаль ведут мои следы.