С полной жизнью налью стакан, приберу со стола к рукам, как живой подойду к окну и такую вот речь толкну:
Десять лет проливных ночей, понадкусанных калачей, недоеденных блан-манже: извиняюсь, но я уже. Я запомнил призывный жест, но не помню, какой проезд, переулок, тупик, проспект, шторы тонкие на просвет, утро раннее, птичий грай. Ну не рай. Но почти что рай.
Вот я выразил, что хотел. Десять лет свои просвистел. Набралось на один куплет. А подумаешь — десять лет. Замыкая порочный круг, я часами смотрю на крюк. И ему говорю, крюку, «ты чего? я ещё в соку». Небоскрёбам, мостам поклон. Вы сначала, а я потом.
Я обломок страны, совок. Я в послании. Как плевок. Я был послан через плечо граду, миру, кому ещё?
Понимает моя твоя. Но поймёт ли твоя моя? Как в лицо с тополей мело, как спалось мне малым-мало. Как назад десять лет тому граду, миру, ещё кому? про себя сочинил стишок — и чужую тахту прожёг.