Вдоль зелёного забора, весь в обновках и в обнимку, приотстанешь — помолчишь. Шарит фауна и флора под заколку-невидимку, где-то травка, где-то чиж,
их не видно, только щебет, только прозябанье, только состояние внутри. Всё горбатого мне лепит фауна, играет тонко, флора красит пузыри.
Зыбко, весело, вольготно, и ещё — тепло и сонно, зонт китайский на стриту. Кануло бесповоротно время Джона, время Оно, но священную чету
мне напомнили вот эти, появившись рядом, хиппи — лет по тридцать пять уже, а у них наверно дети с молока привыкли к рыбе и, представь себе, к душе. В постбитловскую эпоху в пост душа и рыба вместе, и одну неделю врозь. Брось готового к подвоху в октябре, подвергни мести, только в мае поматрось.
Дай попить под небом сока, посидеть на плинтуаре, посмотреть на яркий понт. Лишь бы никакого прока и ни мысли о наваре и один китайский зонт.