Мой герой ускользает во тьму, вслед за ним устремляются трое. Я придумал его, потому что поэту не в кайф без героя. Я его сочинил от уста- лости, что ли, ещё от желанья быть услышанным, что ли, чита-
телю в кайф, грехам в оправданье. Он бездельничал, “Русскую” пил, он шмонался по паркам туманным. Я за чтением зренье садил да коверкал язык иностранным. Мне бы как-нибудь дошкандыбать до посмертной серебряной ренты, а ему, дармоеду, плевать на аплодисменты. Это, бей его, ребя! Душа без посредников сможет отныне кое с кем объясниться в пустыне лишь посредством карандаша. Воротник поднимаю пальто, закурив предварительно: время твоё вышло, мочи его, ребя, он — никто. Синий луч с зеленцой по краям преломляют кирпичные стены. Слышу рёв милицейской сирены, нарезая по пустырям.