Над саквояжем в черной арке всю ночь играл саксофонист. Пропойца на скамейке в парке спал, подстелив газетный лист. Я тоже стану музыкантом и буду, если не умру, в рубахе белой с черным бантом играть ночами, на ветру. Чтоб, улыбаясь, спал пропойца под небом, выпитым до дна. Спи, ни о чем не беспокойся, есть только музыка одна. Я улыбнусь, махну рукой подобно Юрию Гагарину, со лба похмельную испарину сотру и двину по кривой. Винты свистят, мотор ревет, я выхожу на взлет задворками, убойными тремя семерками заряжен чудо-пулемет. Я в штопор, словно идиот, зайду, но выхожу из штопора, крыло пробитое заштопано, пускаюсь заново в полет. Пускаясь заново в полет, петлю закладываю мертвую, за первой сразу пью четвертую, поскольку знаю наперед: в невероятный черный день, с хвоста подбит огромным ангелом, я полыхну зеленым факелом и рухну в синюю сирень. В завешанный штанами двор я выползу из кукурузника… Из шлемофона хлещет музыка, и слезы застилают взор.