Должно быть ясно, что уж если ты решился писать, То ни одна тебя беда не обойдёт по каса- тельной. И в город твой как будто в Рим войдёт любой как будто он гунн. Но там внизу над лесом лезвий нам натянут батут, Которым ловят музыканта и упасть не дадут Его сплетённые десятки, сотни тысяч миль разорванных струн.
Но там внизу над лесом лезвий нам натянут батут, Которым ловят музыканта и упасть не дадут Его сплетённые десятки, сотни тысяч миль разорванных струн.
Поэт в финале предстаёт на суд небесных верхов, Глядит, как Бог с бумаги стряхивает буквы стихов Одной рукой, другой бросая снова чистые листы лететь вниз. А там в аду на угли тихо-тихо падает снег; Сперва шипит, а после каплет, а потом всё гаснет, Потом лежит пластом, напоминая миллионы белых страниц.
А там в аду на угли тихо-тихо падает снег; Сперва шипит, а после каплет, а потом всё гаснет, Потом лежит пластом, напоминая миллионы белых страниц.
И одиночные деревья вдалеке - это за- главные буквы, причём жанр, очевидно, проза, Ветвями вяло и растерянно болтают в беспорядке строчек. Но цепь холмов его накрепко свяжет строчка следов, Которую увидя, следующий зритель снегов Её понять сумеет смысл и с выражением и драйвом прочесть.
Но цепь холмов его накрепко свяжет строчка следов, Которую увидя, следующий зритель снегов Её понять сумеет смысл и её ямбы с выражением прочесть.