Папа мой был из тех, кто гулял по воле, И кормили клыки и в лесу и в поле. А я в вольере сижу и, как скот в загоне, Я бродяг сторожу на запретной зоне.
Я и в холке в него, да и злостью в батю Вольный дух той родни, здесь, я не растратил. Сдали нервы вчера, злобный стал я, что-то. Иль работа не та, сучая работа.
А до леса рукою подать от зоны. Но, как войти мне в него - там свои законы. Я для них просто пёс, да по масти красный, А прикрываться отцом - бить понты напрасно.
Но, больше нет моих сил, охранять колючку. И я вчера учудил, всё от жизни сучьей. Как завыл на луну от душевной раны, Разбудил старшину, пуганул охрану.
Но, сколько пугать тех, кто в робах рядом, И стала жизнь не всласть, делать ноги надо. Там в лесу, разложу всё, как есть ребятам, А те - поймут, иль порвут, но делать ноги надо.
И, как будто с небес, на меня везенье Вдруг рывок, прямо в лес, через оцепленье. И меня с поводка мол: "Давай, Полкаша!" А я клыками сверкнул, что ж, мол: "Воля ваша"!
И я понёсся за ним, словно за надеждой, Чуя адреналин, аж поверх одежды: "Да ты не бойся. Теперь, оба мы в опале. Ты к себе - я к себе и, поминай, как звали. Ты домой - а я в лес и, поминай, как звали".