Скажи ка мне дядя без всякой пизды, Ведь даром палили пожаром. Просрали Москву, Кемскую волость, Бразды управления, отдали Хазарам.
Святыни у псов, глаза на засов, Ленивые жопы на печке. Горыныч у дев, Чухонцу лесов, Терпильнику шкалик и свечку.
Великий народ на прадедовых плитах Вприсядку, ни срама, ни веры Кривые улыбки на рожах побитых, В карманах стучат револьверы.
В дремучей перди, хочешь выпить - кради, пир горою, и на пропалую Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя.
Возможно, ты будешь одет - В неглаженный китель сержанта. А может чумной балахон Punks not dead В очках и чекистской кожанке.
А может ты будешь застольным кентом, Острить, подливать, называть меня brother. Но ты не смекитишь ни разу о том, Что я тебя выкупил сразу.
По липкому меду в устах, По шустрым глазам, по прищуру В зрачках я увижу еврея на лубянских крестах, и угли из адских печурок.
**** и больной ***в груди, весь черный, как Гарлемский хуй Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя
Обстрел над Белградом и вот ты в окопе, Один, как лычка на рваном погоне. Тебя обложили, во фляжке последний глоток, Отрублена связь с Пентагоном.
Последний патрон отсырел, А рядом вповалку, двенадцать разбухших корнетов. В воде не тонул, в огне не горел, Так и помер разменной монетой.
А дома седая невеста - Хранит твои письма, кусает губища. И бьется листва об холодный гранит, На ветряном сельском кладбище.
Медведки ползут из пробитой груди, опарыши в лоне балуют Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя Чернявые чандалы, Брэнданы Ли, Над рваной помойкой играют. *** проебали в лапту Куркули, забор на дрова разбирают.
В Огне с головою, ушли полюса, Заводы ревут и борзеют. В спартанских, чудских, хиросимских Детей голоса у черных руин Колизея.
Приди, пятиногий пиздец и наступит весна, За окнами каменной крытки. От жраки, распухнет десна, коллеге пришлет Санта Клаус открытку.
Воздастся трусливым рабам, толстобрюхим делягам, и сытым холуям Иуда приди, и кнутом по губам.