Можно выйти на улицу, это не факт, что вернёшься обратно. В театре антракт чаще дольше чем действе, то есть спектакль может вдруг оборваться, как глупый контракт с этой жизнью, когда разбивает инфаркт. Так случайны: погода, стихи и война, эта женщина утром, бутылка вина и, казалось, такой постулат как луна, тоже может не выглянуть из-за того, что находится в том полушарии сна или же из-за густых облаков. Крик не лучше, чем шёпот и наоборот – многим слышно молчащего; стиснутый рот не доказывает, что душа не поёт, а глаза не кричат. Пулемёт не собьёт, если нету патронов и возле стрелка. Рухнул конь – понукаем за то седока. Кто умнее умеет валять дурака, но дурак, как и умный, одно для стрелка. Все равны: перед смертью, в трамвае, в метро, на собраниях, ночью, когда под ребро подбирается страх и в висках бьёт как гром. Даже если за окнами мчится перрон, ты всё там же. Уехать из этих времён невозможно. Чуть легче сменить континент, если сможешь без водки и русских газет, на которых лежит поперёк туша-сельдь, и читает какую-то правду. Но бред заключается в том, что её просто нет, как и сельди, оставившей свой жирный след.