В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, Помеха..., На кручах таких, на какие никто не проник, Никто не проник. Жило-поживало весёлое горное, Горное эхо, Оно отзывалось на крик – Человеческий крик.
Когда одиночество комом подкатит под горло, Под горло... И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадёт, В обрыв упадёт – Крик этот о помощи эхо подхватит, Подхватит проворно, Усилит и бережно в руки Своих донесёт.
Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, Дурмана и зелья... Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, Топот и храп – Пришли умертвить, обеззвучить живое, Живое ущелье. И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.
Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, Потеха... И эхо топтали, но звука никто не слыхал, Никто не слыхал. К утру расстреляли притихшее горное, Горное эхо – И брызнули слёзы, как камни, Из раненных скал.
И брызнули камни, как слёзы, Из раненных скал. И брызнули камни, как слёзы, Из раненных скал...