Чей-то радостный голос влетел в окно и вернул меня в комнату. Положив книгу на место, я некоторое время приходил в себя. Всё в этой комнате было родным. И твой смех звучал украшением. Стены хранят его в трещинах за обоями. На подоконнике лежала пожелтевшая еловая веточка, со всех сторон обтянутая паутиной, дрожащей от сквозняка. Помню, как когда-то сорвал ее, бархатную от декабрьского инея, и принес домой. Помню ту нежность, с которой ты смотрела на меня, когда я ставил ее в вазу, затем с восхищением ребенка наслаждался получившимся пейзажем. Это было глупо с моей стороны, а глупость нельзя поощрять, но с тобой я мог становиться ребенком. Ты заполняла тишину моей жизни собой.