Останься хоть тенью милой, но память любви помилуй – черешневый трепет нежный в январской ночи кромешной.
Со смертью во сне бредовом живу под одним я кровом. И слёзы вьюнком медвяным на гипсовом сердце вянут.
Глаза мои бродят сами, глаза мои стали псами. Всю ночь они бродят садом меж ягод, налитых ядом.
Дохнёт ли ветрами стужа – тюльпаном качнётся ужас, а сумерки зимней рани темнее больной герани.
И мёртвые ждут рассвета за дверью ночного бреда. И дым пеленает белый долину немого тела.
Под аркою нашей встречи горят поминально свечи. Развейся же тенью милой, но память о ней помилуй.
Газелла о горьком корне
На свете есть горький корень и тысячи окон зорких. Нельзя и рукой ребенка разбить водяные створки.
Куда же, куда идешь ты? Есть небо пчелиных оргий - прозрачная битва роя - и горький тот корень. Горький.
С изнанки лица в подошвы стекает осадок боли, и поет обрубок ночи со свежей слезой на сколе. Любовь моя, враг мой смертный, грызи же свой горький корень.