Я должен дохнуть двадцать лет от скуки За всё, что изменить хотел один. За то, что нас не взяли на поруки, Мы возьмём Манхэттен, а потом — Берлин.
У нас с рожденья врезано на коже «Мы знаем все пути в ультрамарин». За то, что их бог умер, а дьявол ожил, Мы возьмём Манхэттен, а потом — Берлин.
Я счастлив жить с тобой, слышишь, Amy*, Любить твой Winehouse, словно старый-старый джаз, И на земле, и под землей, и в небе, Но я один, но я один, один, я — один из вас!
Плевать нам на твой бизнес, слышишь, мистер, Плевать нам на Мистрали и Гольфстрим. За всё, что пели нам «Агата Кристи», Мы возьмём Манхэттен, а потом — Берлин.
Спасибо вам за всё, что вы прислали, Спасибо за эмбарго и за Крым, теперь, Как говорил товарищ Сталин, Мы возьмем Манхэттен, А потом Берлин!
Я счастлив жить с тобой, слышишь, Lemmy**, Любить твой Моторхед, словно старый-старый джаз, И на земле, и под землей, и в небе, Но я один, но я один, один, я — один из вас!
Пойми, всё то, что любим мы, не важно — Ночные драки, женщины и джин, Но просто должен знать отныне каждый, Что мы возьмём Манхэттен, а потом — Берлин.
Я должен дохнуть двадцать лет от скуки За всё, что изменить хотел один. За то, что нас не взяли на поруки, Мы возьмём Манхэттен, а потом — Берлин.