По бетонной полосе серебристая бежит птица, Оставляя под крылом этот город, что давно болен, И московская земля всё стремительней назад мчится, И колёса оторвал от бетонной полосы “Боинг”.
А в “Боинге”, а в “Боинге” Летят среди стихий Московский мальчик Боренька И мать его Рахиль,
А бедный папа Бореньки На вечных сквозняках В сырой земле под “Боингом” Лежит в отказниках.
А в “Боинге”, а в “Боинге” Летят среди стихий Сыночек папин Боренька, Вдова его Рахиль,
Темны Рахили думочки, Тернов её венец, А в сумочке, а в сумочке – Билет в один конец.
От себя не улететь, сколько б ни было часов лёту, И пространство самолет, как отбойный молоток, долбит, Не глядит назад Рахиль, потому что, как жена Лота, Лишь оглянется – от слёз превратится в соляной столбик.
Там жизнь её распятая Прибита на века К распятью пункта пятого Рукой кадровика,
Там труженики гордые Не судят, не рядят, А лишь жидовской мордою Зовут в очередях,
Там новой речью пламенной Обманутая рать Спешит на башне каменной Каменья собирать.
Там до кровавой паники Уже подать рукой, Там лучше жить в беспамятстве, Чем с памятью такой.
И летит себе Рахиль, и лететь она уже вправе, И все горести её – в отлетающей назад глуби. А может родина – не там, где родился, но тебя травят? Может, там она, где ты не родился, но тебя любят?