Он смугл и тощ, как ствол миндальный, Вставая от немого сна, Срывая саван погребальный, Дрожит и плачет. Тишина врезается в глухие уши, И свет глазам невыносим. Он снова жив. Как могут души Телам приказывать своим? А вы едва ли сознаете, В трусливой мудрости своей Весь ужас воскрешенной плоти И потрясение костей. Так хочет прошептать спасенный: -В чем пред тобой моя вина? Вопрос из гроба принесенный: За что мне жизнь возвращена? Молчит Мария, Марфа с ними Дивится; Но печален тот, Чье возмутительное имя Из адской пустоты зовет. Как страшно, если той же фразой Стремясь беспамятство прервать, И мне воскликнет: Выйди, Лазарь! Но не захочется вставать.