Под маской шута, под личиной изменника, Под пленом рябой алкогольной лжи: Я в жизнь не играл - я пытал ее веником, Сметая с пути только те миражи, Которым питать меня больше не в принципах. Теперь их желание главное - жить!
Стираю из памяти бой со страницами, Бросаю все книги, себя позади, Я больше не буду питаться лицами Под маской шута и крестом на груди,
И что бы вы мне не сказали, глупые, Какой бы вы мне не списали грех. Я брошу в огонь эту подлую рукопись, В сомненьях глушеных сгорит-то при всех. Не надо. Пытать меня. Вещими звуками. Под маской шута. Я. Под маской потех.
Не надо! Не стоит кричать бессовестно! Вращать эту жизнь я пытался не раз.. Но знать не хочу я той самой повести, Которой вот так изувечил вас.
Послушайте, люди, прошу, послушайте! Не царь я. Не Бог. Я легко вас предам! Под маской шута не бывает трусости?! Но разве вы можете верить шутам?! Я думаю.. Нет. Никогда. Нельзя.
Как тихо. Словно мир давно исчез. Глаза мои наполнены тоскою Меня сразил безмолвный черный бес, Который даже правды не достоин.
Я не живу. Я жить давно устал: Мне надоело бредить и лукавить Уже не верю сам своим устам, Но сам же не хочу того исправить.
Я не смеюсь. Мой смех - пустой мираж, В котором люди узнают оттенки счастья. Так почему же столь святая блажь Меня опять проходит правдой настежь?
А мне семнадцать. Я ведь не старик, Еще не знал любви и черных истин. Но ложь моя меня ведет в тупик, А смерть близка: на шее цепью виснет.
Я не хочу. Я не могу. Я раб! Воткни мне в сердце побольней иголкой, Пусть лучше буду мертв, чем глуп и слаб: Коль все равно убил себя без толку.
Я не помог понять себя другим, И сам узнать людей, увы, не в силах. А потому я сдохну нелюдим: Ведь жизнь шута.. Совсем меня убила.
А мне семнадцать. Я могу творить. Могу заставить вас от грусти плакать. Писать я научился.. Но не жить. Надеюсь всё ж.. Что разделюсь в остаток.
Как тихо. Правда. Мир давно исчез, Глаза мои размоет нежный ладан, Согреет под землей уставший лес. Я знаю. Точно знаю. Надо.