Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем, Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, И ударит душа на ворованных клячах в галоп. В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу пред очами не райское что-то: Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел. Седовласый старик что-то долго возился с засовом И кряхтел и ворчал, и не смог отворить и ушел.
И измученный люд не издал ни единого стона, Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном! Все вернулось на круг и распятый над кругом висел.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ? Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб, Ну а я уж для них украду бледно-розовых яблок. Жаль,сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Седовласый старик, он на стражу кричал - комиссарил, Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять... Кто-то ржавым болтом, поднатужась об рельсу ударил И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!
Я подох на задах, не при старых свечах в канделябрах, Не к Мадонне прижат Божий сын, а в хоромах холоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок, Но сады сторожат, и убит я без промаха, в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, Кони просят овсу, но и я закусил удила. Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!