Мы ехали куда-то, и поезд наш свистел; В вагоне первом слава пировала. Мне было все равно, и я в хвосте сидел, И песенка нехитрая летала. В переднем духота и драка за места, Там славу любят, значит - не святые. Седые мужики облапили сперва, А вон уж наседают молодые.
В вагоне хвостовом гуляет сквознячок. Про женщину пою, что, мол, немею... Грустит невдалеке какой-то морячок, И я его утешить не умею. А в первом - дым и чад, там слова не скажи, Нет времени, небось, на чашку чая! В переднем жизнь-борьба, а в нашем жизнь как жизнь - Как жалко, если кто не различает.
В стараньях и грехах вагонное житье, И заоконный лес как будто вечен. Под долгое и нудное колесное нытье Наш поезд прибыл к станции конечной. Минуту постоял и дернулся назад, Пейзаж поплыл в обратном хороводе. И мы уже - не хвост, мы - новый авангард! И слава к нам из тамбура выходит.
Конечно, мы горды, мол, слава нас нашла, Хоть мы за ней не шастали, не крались. Но что это? За ней опять валит толпа - Все те же обожатели и крали. Сдавили - где тут петь, дышать-то невтерпеж! Кто локтем поддает, а кто - коленом. Рванулся, что есть сил - то уж, а то и еж - Едва живой, но выбрался из плена.
Добрел, не торопясь. Луна, как дурачок, Глядит в окно последнего вагона. Другая тишина, и новый морячок, И виден путь, пробитый эшелоном. Помятую свою гитару достаю, И вновь моя мелодия летает. Качается вагон, проносится перрон, Обида растворяется и тает...
Мы ехали куда-то, и поезд наш свистел; За стеклами вселенная молчала, И не было конца, не виден был предел, И не было, и не было начало.