Надоело мне слушать про пиршество тел, Про ваших толстых, безмозглых дев, И про постель, и про постель, и про постель. Я хочу, чтоб над миром была тишина, Чтоб бездонная всюду царила она – В темных красках на потускневших холстах, В непонятных глазах моего Христа, Отнимающих все и дарующих все, В слове «да», уплывающем голубым карасем.
Эй, дурак, ты скажи-ка, что в мире не так? Да тебе-то все так – много баб за пятак, И ни словца о высоких мирах. И тебе наплевать, что сойдет тишина, Что желанная будет повсюду она В темных красках на потускневших холстах, В непонятных глазах моего Христа, Отнимающих все и дарующих все, В слове «да» уплывающем голубым карасем.
Эй, мужик, ты меня одеваешь в ханжи, Но ханжа-то не я, а сам ты, мужик – Плоть воспевая, один ночью лежишь, И с надеждою ждешь, что сойдет тишина, Что желанная будет повсюду она В темных красках на потускневших холстах, В непонятных глазах моего Христа, Отнимающих все и дарующих все, В слове «да», уплывающем золотым карасем.