вряд ли смерть говорит «не звони сюда больше» или там из кабины пилота приветствует перед вылетом; ждет в пустой операционной хирургом, вылитым джесси спенсером; стоит ли затевать возню. просит у тебя закурить на улице и подносит лицо к огню. подает томограмму и результат анализов, как меню. произносит безрадостно «подожди, я перезвоню».
и ты ждешь, когда перезвонит, до вечера. до полуночи. до утра. и под утро вдруг понимаешь, что да, пора.
моя смерть обитает во мне, поет из меня, как дженис, а сама шлифует свои ухмылочки и движеньица; у нее есть подружка, я жду, что они поженятся, доиграются, нарожают себе смертят, - каждый как пасхальный куличик свят, с головы до пят. и я буду жить столько, сколько они того захотят.
моя смерть из тех, что кладет твою руку между ладоней и шепчет «только не умирай». и вот тут ты просто обязан сдохнуть – как трагикомик и самурай.
-//-
пожилые рыбы лежат вдвоем, наблюдают с открытым ртом, как свинцовую реку в сердце моем одевает тяжелым льдом
как земля черствеет как черный хлеб, как все небо пустой квадрат и как ветер делается свиреп не встречая себе преград
и одна другой думает: \"день за днем тьма съедает нас не жуя. бог уснул, и ночью блестит на нем серебристая чешуя\"
и другая думает: \"мир охрип, только, кажется, слышно мне, как снаружи двое горячих рыб все поют у себя на дне\"
фонари, воздетые на столбы, дышат чистым небытием. мы лежим и дуем друг другу в лбы. рыбам кажется, что поем.