город исчезает под толщей осени, делаясь нерезким, бесшумным, донным, всякий вышедший покурить ощущает себя бездомным, и ко входам в метро, словно к тайным подземным домнам сходят реки руды
восемь лет назад мы шли той же дорогой, и все, лестницы ли, дома ли, - было о красоте, о горечи, о необратимости, о финале; каждый раз мы прощались так, будто бы друг другу пережимали колотую рану в груди
дорогая юность, тебя ещё слышно здесь, и как жаль, что больше ты не соврёшь нам. ничего не меняется, только выглядит предсказуемым и несложным; ни правдивым, ни ложным, ни истинным, ни оплошным. обними меня и гляди, как я становлюсь неподсудным прошлым. рук вот только не отводи
20 октября 2011
***
волшебнику
свет скользит по стеклу купе, по казённым, с печатями, занавескам, и случайным отблеском ловится в нём, нерезком, мое сердце, что падает вниз с моста и ложится с далёким плеском на ладони днепра
так давно я учусь умирать легко, что совсем утрачивается навык жить помногу и с гордостью, как это водится у зазнаек; всякий поезд, в котором я, ближе к ночи заваливается набок, обращается в прах
где тот голос, что вечно пел из тебя, паршивца лишь о том, что терять легко, если раз решиться, хороша лапшица, ткань бытия продолжает шиться, а потом запнулся и произнёс: "прости, я в тебе ошибся", и ты нем и неправ
2 января 2012, поезд Киев-Москва
***
кто нас сделал такими тяжелыми, даже плачется чем-то твёрдым, словно длинные грифы замкнуло одним аккордом, словно умер в пути и едешь, и едешь мёртвым, не смыкаешь очей
отсоединили контакт, и огонь, что был зрим и вещен и пронизывал кровь, пейзажи, детей и женщин, разложился на циклы пикселей, знаков, трещин, а совсем не лучей
эта боль так стара, что определяет мимику, взгляд и почерк, ледяным металлическим наливается возле почек, и кто там вокруг ни бегает, ни хлопочет - ты повсюду ничей