Он курит у вечерних «Пирогов». «Ты, - говорит, - трактуешь жизнь превратно. Активы превышает многократно Объем твоих кармических долгов.
Мужчины столькие давно уже могли б Навеки прекратить твои мытарства! Они готовы за тебя полцарства!.. А ты влюбляешься в аквариумных рыб.
Твоя карьера – царское дитя, С моста в корзине брошенное в Лету. Пойдет ко дну! – он тушит сигарету. – Я говорю тебе об этом не шутя!
Твои друзья – они умеют жить. Умы большие, и притом не снобы. Ты просишь их любить тебя до гроба, Забыв, что это нужно заслужить.
Твой альма-матер? Там хоть кто-то есть, Кто даст по лбу, коль вздумаешь кривляться. Ты там снисходишь только появляться И веришь, что оказываешь честь!
Ты пишешь песни, детка, и стихи. Ты нижешь бусами сверкающее слово. И что же? – он закуривает снова. – Иди! Штурмуй обрюзгшие верхи,
Проси тираж и крупный гонорар! Что ж я тебя жалею, как придурок!..» Господь уходит, и его окурок Беззвучно падает на мокрый тротуар.