Так-то, мама, мы тут уже семь ночей. Если дома ты неприкаянный, мама, то тут ты совсем ничей. Воды Ганга приправлены воском, трупами и мочой и жирны, как масала-чай. Шива ищет на дне серьгу, только эта толща непроницаема ни для одного из его лучей. И над всем этим я стою белокожей стриженной каланчой, с сумкой «Премия Кандинского» вдоль плеча. Ужин на троих стоит пять бачей, все нас принимают за богачей, И никто, слава богу, не понимает наших речей, И поэтому мы так громко все комментируем, хохоча.
Каждый бог тут всевидящ, мама, и ничего, если ты неимущ и тощ. Варишь себе неизвестный науке овощ, добавляешь к нему какой-нибудь хитрый хвощ И бываешь счастлив; неважно, что на тебе за вещь, Важно, мама, какую ты в себе заключаешь при этом мощь.
В общем, мы тут неделю, мама, и пятый город подряд Происходит полный Джонатан Свифт плюс омар-хайямовский рубаят. Нужен только крутой фотоаппарат, что способен долго держать заряд, И друзья, которые быстро все понимают. Ничего при этом не говорят.
Так что, мама, кризис коммуникации, творческое бессилие, отторгающая среда – Это все, бесспорно, большие проблемы, да, Но у них тут в почете белая кожа, монетка в рупию и вода, В городах есть мужчины в брюках – если это серьезные города, Так что мы были правы, когда добрались сюда. О, как мы были правы, когда добрались сюда.