Я могу быть грубой – и неземной, Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки; Чтобы провоцировать беспорядки; Я умею в салки, слова и прятки, Только ты не хочешь играть со мной.
Я могу за Стражу и Короля, За Осла, Разбойницу, Трубадура, - Но сижу и губы грызу, как дура, И из слезных желез – литература, А в раскрасках – выжженная земля.
Не губи: в каком-нибудь ноябре Я еще смогу тебе пригодиться – И живой, и мертвой, как та водица – Только ты не хочешь со мной водиться; Без тебя не радостно во дворе.
Я могу тихонько спуститься с крыш, Как лукавый, добрый Оле-Лукойе; Как же мне оставить тебя в покое, Если без меня ты совсем не спишь? (Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?» Ты хорошим мужем ей стал, Малыш).
Я могу смириться и ждать, как Лис – И зевать, и красный, как перец чили Язычок вытягивать; не учили Отвечать за тех, кого приручили? Да, ты прав: мы сами не береглись.
Я ведь интересней несметных орд Всех твоих игрушек; ты мной раскокал Столько ваз, витрин и оконных стекол! Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол. Или Финист Ясный Аэропорт.
Я найду, добуду – назначат казнь, А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст… Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость. Долгожданная, оглушительная твоязнь.
Я бы стала непобедимая, словно рать Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди. Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди. Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.