Не исчезай, Забудь про третью тень. Нас только двое -третьих нету. Муы будем оба в Судный день, Когда нас трубы призовут к ответу.
Любимая, и это мы с тобой, Измученные, будто бы недугом, Такою долголетнею борьбой Не с кем-то третьим лишним, А друг с другом? Но прежде, чем... Наш сын кричит во сне! Расстаться... Ветер дом вот-вот развалит! Приди хотя бы раз в глаза ко мне, Приди твоими прежними глазами.
Не исчезай, мы оба искупили грех Мы оба непосудны ,невозбранны Достойны мы с тобой прощенья тех, Кому невольно, причинили раны...
Но прежде, чем расстаться, как ты просишь, Туда искать совета не ходи, Где пустота, прикидываясь рощей, Луну притворно нянчит на груди. Но прежде, чем расстаться, как ты просишь, Услышь в ночи, как всхлипывает лёд, И обернётся прозеленью просинь, И прозелень в прозренье перейдёт.
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг, Но как нам после встретиться в столетьях? Возможен ли на свете твой двойник И мой двойник? Лишь только в наших детях.
Но прежде, чем... Как мы жестоко жили! Нас бы с тобой вдвоём по горло врыть! Когда мы научились быть чужими? Когда мы разучились говорить? В ответ: «Не называй меня любимой...» Мне поделом. Я заслужил. Я нем. Но всею нашей жизнью, гнутой, битой, тебя я заклинаю: прежде, чем...
Не исчезай. Дай мне свою ладонь. На ней написан я — я в это верю. Тем и страшна последняя любовь, что это не любовь, а страх потери.
И, все-таки, решившийся на все кричу тебе: \"Любимая, неужто семья - Лишь соучастие в убийстве любви...\" Возможно, так бывает часто. Но разве это все-таки закон? Гляди, пушистый, словно одуванчик, Смеется наш белоголовый мальчик. Я не хочу, чтоб в это верил он!