Композиция 33. Соната с похоронным маршем (1981) [Михаил Цайгер]
Мне трудно объяснить, откуда такое название получилось. Здесь есть какой-то "обман", потому что, в принципе, в сочинении нет никакого похоронного марша, а есть только аллюзии отдельные на него. Но мне почему-то показалось, что название это должно быть обязательно: человек настраивается, что будет соната с похоронным маршем, вспомнит Шопена, вспомнит Бетховена и будет ждать этот марш. Вот, наверное, такая идея и подвинула меня на сочинение. Не знаю, может быть, какие-то настроения, не в прямую, конечно, связанные с похоронным маршем здесь и есть, но событий cоответствующих никаких не было: никто не умирал рядом.
Но, тем не менее, здесь у меня посвящение всё-таки было сделано -- Сергею Павленко. Оно получилось немножко "хохмаческого типа". Однажды он сказал, что хочет посвятить мне свою Сонату №2. А я тут как раз начал работать над своей «Сонатой с похоронным маршем» и решил, что, наверное, сделаю ему в ответ тоже посвящение. Но поскольку, в конце концов, у меня стала вырисовываться соната-то с похоронным (!) маршем, то посвящение выглядело, согласитесь, довольно странным. И я тогда спросил у него: "Что же теперь делать?". А он рассмеялся и говорит: "Ничего -- хорони!". Так название, в общем, и осталось. Но я считаю, что оно очень нужно.
В сонате нет никаких расчётов. Композиция состоит из 3 необъявленных частей. Первая по характеру -- это своеобразная прострация, и маршевость здесь представлена достаточно условно. II часть -- это уже, конечно, аллюзия на похоронный марш, на шествие, потому что здесь намечен уже вполне определённый пунктирный ритм, хотя и он, правда, всё равно потом трансформируется в очень неровную ритмику, которую уложить ни в какой размер невозможно, а последняя часть -- это совсем маленькое заключение, которое выстроено на одном разложенном аккорде. Но я её всё-таки выделяю в качестве самостоятельной части, потому что это другая совсем -- квазиалеаторическая фактура, хотя гармония её та же, что и в предыдущих частях, то есть те же 7 звуков... -- "полускрябинский" такой аккорд.
Тут трудностей, конечно, много, и пианист должен быть очень сильным, то есть должен так владеть пальцами, чтобы каждый палец мог быть совершенно самостоятельным, как бы отдельным от других. Должна получаться особая игра: трудно, и исполнитель, в результате, должен достигнуть особого состояния, которое одновременно -- и особая напряжённость всего его тела, и сознания, и тут же и некоторая расслабленность, точнее, раскрепощённость, свобода каждого его пальца. Это очень трудно, но можно сделать. И я не ошибся, потому что такое делали и очень хорошо на многих концертах.