C тобой мне трудно, Сашка, спорить о войне, Ведь для меня Афганистан — позор державы, А для тебя \"Афган\" — судьба, и кто тут правый — Не разобрать, и ты обидчивей вдвойне, Что долг отдал, а я так грубо о войне.
С тобой мне трудно, Сашка, спорить, говорить, Ведь ты домой вернулся с красною нашивкой, А я давно считаю ту войну ошибкой, Не дай нам Бог такую снова повторить. Но вот глаза твои... как с ними говорить?
И ты расскажешь мне про горы и Шинданд. то, как гибли рядовые и сержанты, И как теперь ты слышишь в спину: \"Оккупанты!\" И с болью крикнешь: \"Ну, какой я оккупант?\" Да я ж не спорю, не терзай себя, сержант.
Я знаю, Саня, что ранение не вдруг. Ты свято верил, что \"Афгану\" помогаешь, И что тем самым нашу Родину спасаешь От посягательства извне враждебных рук. Так объяснял тебе товарищ политрук.
И не стереть следы осколков на руках, Как не стереть тебе из памяти былого. Прости, я больше не скажу худого слова. И мы украдкой прячем слёзы впопыхах, Но говорим, увы, на разных языках.
Пусть будут прокляты застойные года, Проклятьем станет им число — тринадцать тысяч. И на какой стене их имена нам высечь, Чтоб эта боль не повторилась никогда? Пусть будут прокляты застойные года!
С тобой мне трудно, Сашка, спорить о войне, Ведь для меня Афганистан — позор державы, А для тебя \"Афган\" — судьба, и кто тут правый — Не разобрать, и ты обидчивей вдвойне, Что долг отдал, а я так грубо о войне.