Он садится с нею рядом, он берет её за плечи И причудливым узором засверкают его речи... Слушай, там далеко-далеко есть земля, Там новый год, ты не поверишь, там новый год два раза в год, вот. Там снег, там столько снега, что если б я там не был сам, я б не поверил, Что бывает столько снега, что земля не видит небо, И звездам не видать с вершин, Как посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души.
Тихо-тихо-тихо, там Нью-Йорк говорит с Москвою: \"Москва, Москва забери меня домой\". Долгою упрямою строкой бежит дорога подо мной. Ещё чуть-чуть и распрощаемся с землей. А ей клянётся, что вернется, \"совру так с места не сойду\". Врёт. Сойдёт! Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души. Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк его души.
Какая глупость, право, верить его словам, А не поверить - грех. Тому, который веселее и светлей их всех, эх. Она молчит и улыбается ему, Тому, который возвращается. Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк его души. Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души.