Это люди сдержанные, вежливые, в качестве образца, В костюмах серых, и с тонкими чертами лица, Штатные офицеры, музыку, живопись любят, И в целом, интеллигентные люди. Бывали сцены, когда кто нибудь такой, Бил нагнувшегося человека в лицо, ногой, У него грозная должность, он спокоен, Что ответного удара не будет ни в коем.
И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья И лишь шептал: 'Спасибо, что живой'.
Может мы не умираем на совсем, Может даже свидимся на небесах, Но, пока текут года земных сцен, Кто-то призван петь о них и писать.
Нельзя играть не те песни, Не стоит петь о протесте, В ПартКоме нужно быть любезней, Разгульный образ жизни не соответствует Моральному облику человека советского. Не нужно восхвалять страны запада Сидел всегда бы там, И назад была б граница заперта, Партийной жизнью жить обязательно, Не распространять антисоветской отсебятины.
Но знаю я, что лживо, а что свято, - Я это понял все-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята, - Мне выбора, по счастью, не дано.
Может мы не умираем на совсем, Может даже свидимся на небесах, Но, пока текут года земных сцен, Кто-то призван петь о них и писать.
Секунды жизни замедляются, длится пауза, Ветер не колышет порванного паруса, Ртуть ниже на три градуса, и уже понятно - Все наши знания жизни, это лишь белые пятна. Все безвозвратно, так жалко станет, И даже враг, сняв маску, будет скорбеть в тайне. Ведь в масках лишь возможно быть врагами, Преследовать, скручивать руки и кидать камни.
И лопнула во мне терпенья жила - И я со смертью перешел на ты, Она давно возле меня кружила, Побаивалась только хрипоты.
Может мы не умираем на совсем, Может даже свидимся на небесах, Но, пока текут года земных сцен, Кто-то призван петь о них и писать.