"Мы в этом городе одни, и некому помочь расправить плечи, и не с кем бахнуть чарочку "За Нас", и есть Надежда, но запас не вечен, и есть запал, но лишь фитиль погас. Нас бросили топить себя в стакане, Нас бросили всех в яму догнивать..." -
Мой собеседник бился в грудь руками, Сжимая кисти добела: Сошедший в тень безмерного похмелья, Он в прошлом был отец и муж; Остатки красного детского портфеля - Единственное, что ему Напоминало про семью. Слепое Око бешеной Фортуны Не доглядело в тот злосчастный миг, Дыханье Смерти их свечу задуло. Метро. Неясный крик. И взрыв.
"Господь, услышь, ты милосерден, Какими важными вещами Ты занят. Раз позволил смерти Так часто землю навещать?! Услышь, за что нам наказанья?! Я верил в истинное Слово, Но вот мы оказались сами, Одни! За что всё это зло нам?" -
Он трясся нервною истомой, а в промежутках пил и пил, но вдруг осел и хлипким стоном из последних сил, он выжал из себя: "Довольно! Спорим? - Даже сейчас, не видя боли, опустошенности моей, Лишь только постучится Смерть, и Он откроет властною рукою Дверь".
И с полными решимостью глазами, С истошным криком: "Я докажу тебе!" Он бросился в окно и замер в нелепой позе на земле. И в кровь окрасился песок, впитали траурность цветы. Я видел то его лицо И не забуду никогда... Застывшую улыбку правоты...